Помните рассказ «Не пиф, не паф» у писателя Виктора Драгунского? Маленькому мальчику было так жалко бедного зайчика из стихотворения, он так его жалел, что в итоге придумал свой собственный «альтернативный» вариант текста:
Не пиф! Не паф! Не ой-ой-ой!
Не умирает зайчик мой!
Автор здесь очень тонко подмечает одну характерную особенность детского восприятия мира: нежелание смиряться с болью, несправедливостью, смертью. Читая книгу, ребёнок переживает её в разы острее взрослого – и часто активно отвергает любой негатив, «отрицает» его. Причём не только в «малышовом» возрасте:
Мальчишьи слёзы катятся –
Чапай идёт на дно!
Неправильно, неправильно
Кончается кино!
[...]
Мальчишка бы, наверное,
Иначе фильм сложил
Чапаев бы успел доплыть до берега,
Чапай остался жив!
За время существования человечества из-за таких вот сказок, книжек, фильмов или спектаклей пролит не один океан ребячьих слёз. Начиная с Колобка, которого жалко, потому что его съела Лиса, и заканчивая шестилетним Алькой из «Военной тайны» Гайдара или Оводом из одноимённого романа Войнич... А можно вспомнить и маленького Артура Грэя, закрашивающего гвозди и кровь на картине, изображающей распятого Христа («Алые Паруса» Александра Грина).
Однако в последнее время стало появляться всё больше и больше взрослых, которые детей от такого вот «трагического» искусства решили всеми силами защищать и ограждать. Открываешь, скажем, тот же ютуб, а там – «обновлённый» вариант детской песенки про Серенького Козлика. Начинается вроде как обычно:
Напали на Козлика серые волки,
Вот как, вот как, серые волки...
А затем – инновации от современных детских психологов:
Но Козлик от них убежал по дорожке
Вот как, вот как, убежал по дорожке!
Вдали показались весёлые рожки,
Прибежали к бабушке рожки да ножки!
Вот как, вот как, рожки да ножки!
Ну и так далее. «Переписыватели» и «запретители» детской литературы (а также песен, фильмов и всего остального) в благих целях «защиты хрупкой психики ребёнка» готовы перелопатить абсолютно всё и вся.
Греческие мифы из курса литературы для детей надо убрать, потому что там сплошные убийства. Чего стоит одна только Троянская война с её бесчисленными жертвами или жутковатая история о смерти Геракла от отравленной одежды. А история плавания Одиссея? Рассказывать о том, как выкололи глаз бедному циклопу Полифему, – детям?!
Сказки надо из литературы убрать или переделать. Потому что там сплошное насилие – «вбежали дровосеки в дом и убили волка, а потом разрезали ему брюхо» (Шарль Перро), «и велела королева отрубить коню Фалладе голову и прибить к воротам замка» (братья Гримм), «схватил Добрыня Змеинишну да маленьких её Змеёнышей и в реке-Смородине да утопил всех» (русская былина).
Отдельно – Ганс Христиан Андерсен («Девочка со спичками», «Оле-Лукойе») и Астрид Линдгрен («Принцесса Мэрит»). Образы умирающих маленьких девочек или всадника-Смерти – по представлениям современных «передельщиков» – детям совершенно противопоказаны. Аркадий Гайдар («и погиб Мальчиш-Кибальчиш...») – вообще табу. Дети на войне?!! В спецхран, а лучше – сжечь на костре.
В немилость к «детским психологам» попали и другие литературные герои. Пеппи Длинныйчулок живёт в доме одна (!), ведёт асоциальный образ жизни и не подчиняется взрослым. Принца Мио любимый отец без колебаний отправляет на смертельный поединок с рыцарем Като, – а где были органы опеки, спрашивается?
А вот у Катаева девятилетний мальчик носит патроны для антиправительственно настроенных революционеров (зачёркнуто) террористов («Белеет парус одинокий»).
В однозначно «травмирующий детей контент» попадают и Пушкин (у которого Балда жестоко наказывает бедного Попа), и Ершов (там вообще Царь сварился заживо), и Лев Толстой («Лев и собачка»), и Куприн («Слоновья прогулка»), и Григорович («Гуттаперчевый мальчик»).
Когда-то давно один философ назвал литературу и искусство «школой жизни». Интересно, насколько жизненной получится эта школа, если изгнать оттуда страх, боль, смерть, голод, несправедливость, предательство, жестокость?
Маленькому человечку ужасно жалко Козлика, которого съели серые волки. Страшно! Но маленький человечек при этом осознаёт – Козлик не послушался Бабушку, он убежал от неё. Вот и случилась с ним беда. Бедный Петушок утонул, его жалко – но он опять-таки сам виноват, он не послушался сестру, отправился кататься на коньках по тонкому льду...
А сможем ли мы объяснить ребёнку, что такое сила духа, бесстрашие, верность долгу, если «помирим» Мальчиша-Кибальчиша с Мальчишом-Плохишом и «толерантно» отправим их вместе водить хоровод и кушать печеньки? И каким станет ребёнок, которому внушили что мир – это сплошь молочные реки, кисельные берега и пряничные домики? И что мы скажем ему, когда вдруг внезапно выяснится, что это не так?
Свежие комментарии